Актуальные новости Украины

Кo Дню Нeзaвисимoсти журнaлисты сaйтa «24» пoдгoтoвили сeрию эксклюзивныx интeрвью с укрaинцaми, кoтoрыe рaбoтaют нaд тeм, чтoбы измeнить нaшу стрaну к лучшeму.
Штабист группы гражданско-военного сотрудничества Командования Сухопутных войск Вооруженных сил Украины, старший летеха Елена Романюк родилась в День Независимости и свою жизнь посвятила тому, с тем чтоб защитить независимость своей страны. Каким должен быть офицер, что означает клятва и почему к жителям Донбасса нельзя относиться предвзято – об этом она рассказала в опрос сайту «24».

Как ты оказалась в составе Сухопутных войск?
Вступить военнослужащей – моя мечта еще с трех лет. Крестный работал в ГАИ, я, после дороге в садик, часто заходила к нему на работу, видела женщин в форме и опять-таки в три года маме сказала, что когда-нибудь одену форму. Преимущество, я родилась в День Независимости Украины. Меня с детства воспитывали в духе патриотизма.
Старики музыканты, творческие люди, мы всегда участвовали в конкурсах, пели народные песни. Старушка и прабабушка учили меня старинным обрядам, мне это все дико нравилось. С детства у меня было в избытке вышиванок. А еще моим любимым праздником был День Победы. Всегда со здоровенным букетом цветов приходила к ветеранам. Они но нам рассказывали, что делали, дабы мы жили в мире. Никогда бы приставки не- подумала, что мне самой придется повторить эту историю.
При всем желании угодить моим критикам, смотря на ветеранов, хотелось сделать что-то не менее значимое. Наша сестра же у них спрашивали, почему они пошли воевать. Мне очень запомнилось, равно как один из них мне объяснил, что есть понятия «жить» и «жить». Существовать – это когда человек родился, крестился, выучился, поработал получи и распишись дядю, родил ребенка, научил его тому же и умер. Все. Семема жизни тут в чем? Жить – это когда делаешь что-то весомое отнюдь не только для себя. Когда дети, внуки и правнуки тобой гордятся, и мнема о тебе живет после твоей смерти. Мне тоже хотелось сделать как будто-то весомое. Особенно когда стала мамой. Мне для ребенка пришлось начинать и мамой, и папой одновременно, и он знает, что у него мама сильная, добро бы всегда старается меня защищать.

Тоже растет сильным?
Правда! Есть у него такое: помочь понести сумки, покормить с ложечки, когда я болею. Видишь ради него хочу понимать, что делаю что-то существенное.
Словно родители-музыканты отпустили дочку на военную службу?
Они невыгодный знали, что я пошла на военную кафедру. Узнали, что их донча военнослужащая, уже когда я призвалась и получила первоочередное звание. Родителей пригласили ко ми на присягу. Когда уезжала на полигон, сын еще не ходил, ему было всего лишь 11 месяцев. Во время присяги, когда мы стояли в строю, мое маленькое диво протопало ко мне через плац. Так я впервые увидела, как спирт идет. Несмотря на все запреты, взяла его на руки, и тутти построение простояла с малым на руках. Рыдали все.
У тебя получилась самая фря присяга, которая могла бы быть…
Да. Но все так же мучают угрызения совести за то, что я упустила момент его первых шагов. Же надеюсь, что ребенок меня поймет, когда вырастет. Тем более, некто говорит, что тоже станет военным, когда вырастет, будет со мной работать и помогать.

Почему пошла воевать?
А кто еще? Когда мои курсанты берут в шуршалки оружие и не всегда возвращаются домой, как я могу носить форму тутовник? Не могу, мне млосно, погоны давят так, что грудную клетку раздавить могут. Просто не чувствую себя офицером. Меня наставник учил, как настоящий офицер – тот, кто говорит «Делай, как я!», а не «Делай, на правах я сказал!». Звание должно быть оправданным.
То есть, угоду кому) тебя «офицер» – это не просто слово?
Не скромно. Как я могу научить курсантов воевать, если сама не знаю, ась? это такое?
Мы давали присягу на верность украинскому народу. Миряне на Донбассе могут надеяться только на нас. Люди там отдельный день под обстрелами, теряют родных и близких, все, на что они горбатились всю живот, вдруг просто разрушается. В войне нет их вины, но из-по (по грибы) нее они теряют все. Мы давали присягу на то, с намерением их защищать. Защищать народ и территориальную целостность страны, в которой живу я, живут мои отец с матерью, растет мой сын.

Последнее время не все видят в простых жителях Донбасса людей…
Понимаешь, миряне же все одинаковые. Но три года смотреть, как разрываются снаряды, погибают человеки, как отбирают все твое – после этого сложно сохранить в себе зачем-то человечное и радужное. Там люди уже не доверяют никому, поэтому что они запутались.
Они пытаются держаться. Как-то помогают нам, как раз. В АТО случай был на каком-то предновогоднем мероприятии, мы тама заехали раздать буклеты по противоминной безопасности. Ко мне подошла пожилая ровня, которая сбежала из Макеевки, они начали меня обнимать и плакать. У меня обездвиженность был, просто не знала, что делать. Всегда надо искать в людях лучшее. Изначально умереть и не встать всех нужно пытаться увидеть человека, а не со старта воспринимать его тенденциозно и в штыки.
Я правильно понимаю, что ты она из немногих девушек в Украине, которая прошла направление «Бронированный разум»?
Насколько я знаю, его еще гражданские проходили. Я была единственной девушкой в своем потоке.

Что это за курс?
Это, допустим так, курс профилактики боевого и постбоевого стресса. Он учит действовать в стрессовых ситуациях. Нас закаляли. Через боли, от психологического давления, от всех возможных видов давления, воеже могли в любой ситуации действовать так, чтобы мы могли спасти свою бытье и жизнь своего личного состава. Нас учили выживать в тех ситуациях, с которыми отдельный может столкнуться в боевых условиях.
Первых дня два не понимала, что-то там делаю. Постоянные побои, гематомы, попытки уничтожить психологически. А потом я хоть подружилась с этими ребятами. Они учат блокировать свой мозг от внешних раздражителей, которые выбивают изо колеи. Перестаешь обращать внимание на боль, унижение, пропадает слово «кого и след простыл». Начинаешь понимать, что человек может сделать все, если сконцентрируется.
На какого хрена ты туда пошла?
Хотела узнать свой максимум.
Узнала?
Ладно.
Ты можешь много?
Да. Но не скажу, как меня это радует. Когда видишь, как взрослые офицеры с определенным опытом, без- доходят до конца и сдаются, а ты, которой чуть за двадцать, доходишь впредь до конца, становится страшно. Потому что если получилось выдержать это, так что еще можно выдержать?
На войне всегда страшно. Если пропадает страх – нельзя туда ехать, потому что пропадает инстинкт самосохранения. Паника – это хорошо. Просто нужно уметь его контролировать.

В качестве кого твоя милость поехала в зону АТО?
В качестве офицера группы гражданско-военного сотрудничества.
Почто входило в ваши обязанности?
Ой, у нас широкая программа. И сопровождение волонтерских организаций для передовую, и связи с общественностью, эвакуация 200-х – тоже наш проект, работа с подшефными семьями, деловая в детских домах. Когда я там была, реализовала проект по возрождению военно-патриотического воспитания в прифронтовых районах. После того же ДПЮ отменили, а мы это все возобновили.
Дети были рады?
Глядючи какие. Те, которые постарше – по-разному. Кто-то показывал скрытое гнев, кто-то крайне заинтересованно хватал всю эту амуницию и учился. В Троицком, Новоторецком и Песках пятилетние детям могут объяснить, что делать при начале боевых действий лучше преподавателей.

Автор работали с детьми с оккупированных территорий, которые сильно боялись военнослужащих в форме. Автор этих строк для них организовали театр. Представление заключалось в том, что в нем отнюдь не было сценария. Мы просто делились с этими детьми историями из жизни, показывали им, будто мы живые люди, у нас есть семьи, что мы не тираны, мало-: неграмотный кушаем младенцев на завтрак, обед и ужин. Знаешь, им помогло. Автор до сих пор с этими детьми общаемся.
Ты сказала, будто эвакуация груза-200 – тоже ваш проект…
Это сложно. Живет персонажей, у которого есть все. Он это бросает и уезжает защищать родину. И беспричинно его жизнь заканчивается. Очень тяжело, когда это – люди до 30 планирование, которые еще толком жить не начали.
Самое сложное – выглядывать в глаза родителям или детям. Ты, вроде, и не виноват в том, словно случилось. Но ты – очень плохой гонец. Нет слов, которые по крайности немного могут утолить боль потери семьи. Каким бы ты ни был хорошим психологом и сильным человеком. Таких слов неприметно нет. Когда стоит ребенок, ровесник твоего сына, показывает пальчиком в гроб и спрашивает «А это мой папа?» – что ты ему скажешь? Тута ты уже не воин, не военнослужащий, не участник боевых действий. Непринужденно человек, и ты понимаешь, насколько это больно.

Ты часто работала не более и не менее с детьми?
Настоящий военнослужащий, это человек, который умеет делать до настоящего времени. Меня чаще всего брали на работу с детьми, потому что я могу поставить с ними контакт. Была история: у девятилетнего ребенка мама вышла замуж по (по грибы) представителя одного незаконного вооруженного формирования, который мальчика сильно бил. Маточка ребенка гнобила. Мальчика забрали из этой семьи. Его мама забеременела и уехала с мужем бери ту сторону. Ребенка оставила тут. Этот мальчик до сих пор любит маму, симпатия каждый день ждет, что она за ним вернется. Мы с ним пообщались. Поздно ли я уезжала, он меня сильно-сильно схватил за руку и сказал: «Заберите меня с собою». Ох, как это рвет душу!
Или когда дети в детдоме, в котором долго работали, сообщаешь, что больше не приедешь, вследствие этого что уезжаешь домой. Меня так одна девочка плакала и просила «Будьте моей мамой!». Сие очень тяжело. Взрослый человек не всегда с такими проблемами справляется, а тогда маленькие дети, у которых никого нет, они никому не нужны и они в полной мере сие понимают. Дети там очень отличаются от детей тут.
Нежели?
Дети там – настолько взрослые, что иногда чувствуешь себя в сопливом возрасте, по сравнению с ними. У них настолько серьезная оценка жизни и такое глубокое восприятие настоящего и будущего, что сложно передать. Хорошо, когда человек живет в такого типа сознательности. Но не в таком возрасте. Вместо того, чтобы жить своей юностью, свиданиями, конфетами и отдыхом, они свыше меры серьезно относятся ко всему происходящему.

В чем еще разница посередине «там» и «здесь»?
Там – все по-другому. Там все получи грани лезвия ножа: с одной стороны жизнь – с другой смерть, с одной стороны сухота – с другой радость. Все слишком близко и очень контрастно. Там нет подлости и лицемерия, побратимы – сие семья, которая тебя не бросит.
Тут – сложнее. Обидно, когда-когда люди не ценят, что кто-то готов отдать за них житье-бытье. Это просто их ранит. Конечно, все АТОшники для окружающих самые сильные, рассказывают, какими судьбами всякое прошли и их ничего не задевает. Но, на самом деле, даже если такая мелочь, как отказ провести в автобусе бесплатно по УБД – весьма ранит. Вопрос же даже не в деньгах. Они бросают семьи, близких, едут тама, живут не всегда в хороших условиях, не всегда есть возможность по заведенному порядку поспать и покушать, теряют друзей… Они готовы всем пожертвовать, а маловыгодный все это ценят.
Чем ты больше всего гордишься?
Тем, фигли я такая, какая есть. Горжусь, что я знаю таких людей, как мои побратимы. Сие люди фантастической силы воли и жажды жизни, у которых есть чему поучиться. Разве что рядом со мной такие люди, которые меня считают своей сестрой, выходит, я не самый плохой человек.
Тем, что родители начали прикладывать (ум), почему я пошла в Вооруженные силы Украины. Тем, что папа мной гордится. Тем, какими судьбами у меня сын такой замечательный. Это – моя самая большая гордость. Симпатия говорит, что я у него принцесса. Если спрашивают, какая принцесса, отвечает: «Короче, судя по всему, военная».

Все фото: Эдуард Крижановский